КАК Я ЗНАКОМИЛСЯ С МАМОЙ

В «Дом малютки» мама отдала меня в 7-месячном возрасте. О причинах, побудивших её сделать роковой шаг, я, пока она была жива, расспрашивать стеснялся. Но, вероятней всего, толчком к этому послужила неустроенная личная жизнь. Работая секретарём сельсовета, Александра (в деревне и дома все звали её Шурой) полюбила своего непосредственного начальника – председателя сельского совета, бравого, недавно демобилизованного фронтового офицера Андрея. Он был женат, имел своих детей, и потому не могло идти речи о законном браке. В результате служебного романа родился вначале брат Алексей, а потом я.

Мой дедушка, кстати, тоже Александр, первый грех маме простил. Но когда через 2 года на свет, также незаконнорожденным, появился второй ребёнок, отец Шуры разгневался не на шутку. Ни сразу из роддома, ни долго потом он не пускал дочь с дитём в родной дом. Около месяца они ютились в избе сердобольной женщины в соседней деревне. Как много позже рассказали родственники моей спасительницы, свои первые купели я принимал в корыте, наверху тёплой, широкой русской печи. Здесь же меня пеленали и укладывали спать...

Прошло полгода. Я достаточно подрос и окреп. Все бумаги, нужные для оформления младенца в приют, были собраны. И вот, осенью 1950 года я очутился в стенах Халтуринского «Дома малютки».

Моя первая казённая обитель размещалась в старинном двухэтажном каменном особняке на главной улице Халтурина. До революции здесь располагалась женская гимназия. Построенное на века из добротного красного кирпича в смешанном стиле уездного ампира-барокко, это здание и поныне привлекает внимание прохожих своими замысловатыми архитектурными формами. (Сегодня – это один из корпусов Орловского колледжа педагогики и профессиональных технологий).

Всю прелесть архитектуры здания я оценил много позднее. Особенно мне запал в душу карниз-выступ, отбивавший первый и второй этаж особняка. Он был достаточной ширины для того, чтобы некоторые отчаянные детдомовцы могли по нему передвигаться от одного окна к другому. Правда, это озорство продолжалось недолго. После того, как один слишком бесшабашный воспитанник сорвался с карниза и сломал себе руку, желающих куролесить не стало.

Какое-то чарующее влечение мой род испытывал к этому непростому дому...

У прадеда Афанасия Решетникова было 8 дочерей. Семь из них он отдал учиться в ту самую Орловскую женскую гимназию. А моей бабушке Анастасии досталась другая доля: её рано выдали замуж за толкового паренька Александра Кучина из соседней деревеньки.

Поскольку рождавшиеся мальчишки не выживали, а девчонок становилось всё больше и больше, прадед Афоня, обеспокоенный отсутствием вспомогательных надёжных мужских рук, коим впоследствии можно безбоязненно передать бразды правления своим хозяйством, решил выдать одну из дочерей (выбор почему-то пал на мою бабушку) замуж с таким расчётом, чтобы молодые жили в его доме, то есть, как говаривали в старину: «взять в примаки».

По иронии судьбы, вместо неё побывать в старинном краснокаменном особняке довелось мне. Причём, два раза!..

Как и всех организованных детей, по мере их взросления, меня аккуратно переводили из одной возрастной группы в другую. Тогда сиротские группы размещались в разных уголках области. Так, после яслей в Халтурине меня перевели в среднюю группу, что находилась в Лальске, на севере Вятского края. Затем, уже в старшей группе, я оказался в с.Стулово под Слободским. Это путешествие запомнилось стуком колёс, тряской вагона и падением на пол с нижней полки, тесной от вповалку спавших на ней детей.

В конце августа 1957 года, за неделю до 1 сентября, мне довелось совершить ещё одно путешествие, на этот раз в открытом кузове «полуторки». Нас, будущих первоклашек, перевезли из Стулово в Халтурин. Таким образом, спустя 7 лет, я вновь очутился в родных стенах казённого приюта. На сей раз он звался Халтуринским детским домом.

1 сентября 1957 года первый класс Халтуринского детского дома вместе с другими учениками был построен на торжественную линейку.

Все мальчики блистали новенькой школьной формой: чёрные, высокие ботинки на шнурках; длинные, суконные брюки стального цвета с внутренними карманами в боках и такого же цвета и материала гимнастёрка с медными пуговками на груди, которая туго запоясывалась широким кожаным ремнём с ярко начищенной бляхой; на голове лихо восседала в цвет костюму фуражка армейского образца с кокардой над чёрным лакированным козырьком. Наряды девочек мне не запомнились. Тогда я на них ещё не заглядывался!..

После торжественных речей и поздравлений на линейке каждому первокласснику вручили по большому бумажному кульку со свежими фруктами. Яблоки, сливы, виноград – нам, не избалованным родительскими яствами, это показалось райским угощением! И до чего же я был опечален и обижен, когда ровно через год традиционные подарочные кулёчки достались не нам, а новым первоклашкам. Долго потом сожалел: «Ах, зачем поторопился перейти во второй класс!..»

В результате всех моих возрастных ротаций мать потеряла мой след. Безусловно, она предпринимала какие-то шаги в поисках своего ребёнка. Согласен, может и не совсем настойчивые. Но, тем не менее, «пропажа» нашлась в стенах Халтуринского детского дома.

Шёл январь 1961 года. В пол- ном разгаре мелькали дни зимних каникул. Излюбленным местом их проведения для детдомовской детворы служили снеговые горки, раскатанные нами на крутых берегах рвов-оврагов, опоясывавших холм с реликтовой дубовой рощей. Благо, эти «аттракционы» раскинулись недалеко от территории приюта.

В тот знаменательный день, ближе к вечеру, на горку прибежал запыхавшийся паренёк из детдома и с ходу закричал: «Эй, Куча, к тебе мама приехала!..» Удивлённый, поражённый, ошарашенный известием, я вместе с ватагой сотоварищей полетел пулей в приют. Запыхавшийся, весь в снегу, я ввалился в класс, в нетерпении выискивая взглядом маму...

Под ярким электрическим светом на глаза в первую очередь попала наша воспитательница. Она сидела на привычном месте, за учительским столом. За первой партой устроилась незнакомая полная женщина со светло-рыжей причёской на голове. Подталкиваемый ребятами, я робко подошёл к ней. Женщина тепло, по-матерински обняла меня и поцеловала мою взлохмаченную голову прямо в темечко.

Увы, радость возвращения под крыло матери получилась преждевременной. Это была не моя мама!.. На встречу пришла тётя Лида, мамина двоюродная сестра. Её мама, бабушкина сестра Евдокия после окончания гимназии вышла замуж за орловского паренька Максима, да так и осталась в этом городке.

Тётя Лида работала воспи- тателем в другом детском доме Халтурина. И именно она, трудясь в знакомой ей приютской системе, во многом способствовала, чтобы меня разыскать. Немалую помощь в этом Лидии Максимовне оказал муж, который работал заместителем председателя райисполкома.

Постепенно круг моих родственников расширялся. В марте того же года я впервые отмечал свой день рождения. Из Кирова приехали ещё две тёти. Тётя Рая и тётя Ира подарили толстый альбом для раскрашивания, пенал с красками, кисточки и карандаши. Но больше всего мне понравилась книга, привезённая ими. Она была не бог весть какого художественного содержания. Речь там шла о жизни подростков. Главное, эта книга пробудила во мне жажду чтения, которая не угасает и поныне! Может быть, именно тот подарок послужил толчком не только к познанию чужих книжек, но и к написанию собственных. За всё это я благодарен тётям по гроб жизни! А одну из своих книг посвятил их светлой памяти...

Встреча с настоящей мамой всё же состоялась. Это случилось в начале июня 1961 года, по окончании мною 4-х классов. Первые свои летние каникулы я провёл в домашних условиях. Но это уже другая история…

Геннадий КУЧИН